А жизнь идет... - Страница 122

К оглавлению

122

— Все суета! — пошутил он. — Ты строишь дом, чтобы у тебя было лучше, чем у Юлии, вот в чём дело.

— Ты видал дом? Он чудесный.

— Я одного не понимаю: зачем двум одиноким людям столько комнат? — сказал сын. — Этот красный кабинет, например.

— Да, у тебя нет красных кабинетов в твоём дворце!

— Кто оплачивает всю эту роскошь? — спросил он.

— Это свадебный подарок от его родных.

— Да неужели?

— С условием, что он никогда больше не будет требовать их поддержки.

— Вы на это согласились?

— Да. Это я уговорила его. Мы не должны ни у кого просить поддержки.

— Так, — сказал сын. — Ты у меня замечательная! Впрочем, это было нехорошо с твоей стороны уехать и оставить нас на произвол судьбы. Я не знаю, как я справлюсь.

— Ты, директор банка и всё на свете! Сколько тебе платят?

— Ничего! — фыркнул он. — Несколько тысяч. Юлия тратит это на булавки.

— Я не хочу иметь с тобой дела, если ты будешь так говорить, — сказала она и даже встала.

— Тпру, постой немного, садись опять! Что за горячка! Я хотел спросить тебя: не выехать ли нам осенью с неводами?

— А почему бы нет?

— Да, ты вот уехала и предоставила всё мне.

— Поговори об этом с На-все-руки, — сказал; мать.

— Потом я хотел спросить тебя ещё об одной вещи: разве не хорошо, что к охотничьей хижине ведёт теперь настоящая дорога?

— Пожалуй, что хорошо.

— А ты хотела, чтоб была тропинка. А теперь у нас широкая дорога, шоссе. Иначе мы не могли бы отвозить лорда в горы.

— Не смогли бы.

— Вот видишь!

— Я придерживаюсь земного, Гордон. Пора бы уже сходить на птичьи скалы за пухом.

Сын опять презрительно фыркнул:

— Такие пустяки! Только терять даром время.

— Одно к одному, Гордон! Отец твой купил этот участок птичьих скал, оберегал его, и теперь все в твоём дворце спят на пуху!

— Знаешь что, — предложил неожиданно сын, — поедемте туда все вместе, пока лорд ещё тут.

— Всё лорд и лорд! Мне бы очень хотелось поглядеть на него как-нибудь. Марна что-то уж очень улыбается, когда рассказывает о нём.

— Да, они вместе ругаются по-норвежски. А так тут вовсе нечему улыбаться, — он очень дельный человек.

— И лорд к тому же.

— Ты думаешь?

— А разве не лорд?

— Тише! Конечно, он не лорд, но посмей только рассказывать об этом в городе!..

— Я не буду рассказывать.

— Ни одной живой душе, понимаешь ли? А не то я с тобой поссорюсь.

— Ха-ха! Но почему же это такая тайна?

Гордон: — Я не распространял слуха, что он лорд. Во всяком случае, не я начал. Вероятно, это исходит от На-все-руки. Но в сущности я ничего не имею против того, что у нас гостит лорд. Всё-таки это кое-что. К тому же Давидсен написал в своих «Известиях», что он лорд, и мы не можем вдруг лишить его этого титула.

— Ха-ха-ха! — мать смеялась от всего сердца. — Что он сам говорит на то, что он сделался лордом?

— Он сам? Нет, он об этом ничего не знает. Он говорит на своём странном норвежском со всеми, от самого Финмаркена вплоть до нас.

Мать смеялась до слёз.

— Но смотри, не проговорись, мать, я нарочно предупредил тебя! Во всяком случае пока ничего не говори, — сказал сын. — Он из богатой и видной семьи, и он был сердечно добр ко мне, когда мы вместе ходили в академию, часто приглашал меня к себе домой, и я не знаю, чего он только ни делал. Они жили в великолепной вилле, со слугами и шофёром, — крупное предприятие, богатство. Здесь он держится так просто и без претензий, чтобы не быть в тягость, поэтому мне бы и хотелось, чтобы он не соскучился. По-моему, нужно пригласить ещё кого-нибудь на прогулку на птичьи скалы. Что ты на это скажешь?

— Да. А чем ты хочешь угощать?

— Бутербродами и пивом. Просто, но сытно. Или, пожалуй, пусть будет несколько изыскано.

— Ну что ж. А кого ты пригласишь?

— Я? Почему же всегда я должен всё решать? Почему ты не можешь сговориться с Юлией и Марной и что-нибудь придумать сама?

— Прости, пожалуйста.

— Но разве не правду я говорю? Разве и без того я не достаточно занят? Теперь, когда он начал ходить на охоту, мне приходит в голову другой джентльмен, который тоже бы не прочь пойти на охоту; но об этом и думать не приходится. Банк нужно будет перенести в этот дом; мне составили две сметы, одну — на деревянное строение, другую — на каменное, но разве кто-нибудь из вас поможет мне выбрать?

— Ха-ха-ха!

— Ты надо мной смеёшься. Но ведь надо же мне предпринимать что-нибудь, действовать, а не жить на одни доходы с земельной ренты. Мне кажется, что необходимы ещё вино и десерт.

Мать отрицательно покачала головой и не согласилась.

— Ну, вот видишь! Когда я что-нибудь предлагаю...

— Мы устроим всё это и без тебя.

— Только бы вам это удалось! С одним ты всё-таки должна согласиться: с тех пор, как ты уехала, наш дворовый работник совершенно ничего не делает. Это грех на твоей совести.

— На моей? — спросила она.

Правда, Гордон шутил, но под его шуткой скрывалось серьёзное беспокойство. С тех пор, как уехала мать, он не знал, что ему делать с усадьбой, сам он ничего не понимал в хозяйстве, а работник Стеффен слонялся по двору и бездельничал. Жатва давно кончилась, и хлеб был уже убран; но почему ж не принимался он за молотьбу сразу, раньше чем мыши поедят зерно? Стеффен оправдывался тем, что ему не хватало помощников, но и ничего не делал, чтобы достать их; если он и уезжал вечером на велосипеде, так только к своей возлюбленной в деревню, и приезжал утром ещё более ленивый, чем всегда. За всем этим и ещё кой за чем всегда следила его мать, но, теперь её здесь не было. А картошка? разве её не пора было копать?

122